RSS
Історія     

Верещагин за свободу Болгарии

Верещагин за свободу Болгарии

Накануне русско-турецкой войны 1877-1878 гг. известный русский художник-баталист Василий Васильевич Верещагин приехал во Францию и поселился в пригороде Парижа Мезон-Лаффит.

В то время весь мир следил за событиями в Болгарии, где вспыхнуло национально-освободительное восстание. Тысячи людей, вооружившись кто чем мог, шли на смертный бой с турецкими поработителями. Неравные схватки происходили во многих селениях Пловдивского и других округов. Повстанцы не имели ни военной подготовки, ни современного оружия. С самого начала они ограничили свои действия обороной и потому скоро подверглись жесточайшему разгрому. В одном только селе Батака было казнено и замучено турками пять тысяч человек.
В ноябре 1876 г. болгарские женщины обратились с воззванием к русским женщинам: «Милые русские сестры! Просим вас выразить нашу искренность и преданность русскому народу, на который мы смотрим как на единственного нашего освободителя и избавителя; уверьте его с нашей стороны, что мы готовы принести и остальных сынов наших в жертву на поле битвы, если только русские батальоны появятся у пределов Болгарии… Мы вьем лавровые венки этому мужественному народу, и все готовы соединиться с вами в случае войны».
Однажды вечером к Верещагину зашёл в гости живший в Париже художник Иван Крамской. Поужинав, оба сели за журнальный столик, и стали просматривать свежие газеты. Вдруг, отбросив в сторону газету, Верещагин горячо заговорил:
- И до каких пор царь и правительство будут терпеливо созерцать, как турки режут славян? Надо иметь каменное сердце или пустую голову, чтобы не защитить болгар. Я брошу все – и индийские этюды, и дачу с мастерской. Поеду на Балканы.
Наконец под давлением общественного мнения царское правительство 12 апреля 1877 г. двинуло войска на защиту Болгарии. Как только Верещагин об этом узнал, он решил немедленно идти добровольцем в армию.

На Дунае

В Дунайской армии Верещагин находился при штабе дивизии генерал-лейтенанта Дмитрия Скобелева. Начальником штаба здесь был сын этого офицера, генерал-майор, дважды георгиевский кавалер Михаил Скобелев, которого Верещагин знал по Туркестану.
В первые дни войны штаб размещался в городе Журжево. Турки босмардировали город, особенно пустые баржи, стоявшие у берега, видимо, принятые за десантные. Верещагин пристроился на одной из барж. Он бесстрашно наблюдал за разрывами снарядов и зарисовывал их форму и цвета, полагая, что в будущем это может пригодиться.
Когда сразу два снаряда попали в баржу, где он находился, художник сошёл на берег, а там его уже разыскивали.
На Балканах, как и в Туркестане, Верещагин не носил военной формы, но с кавказской шашкой и револьвером не расставался.
Однажды с допроса вели под конвоем пойманного турецкого шпиона. Им оказался австрийский барон, прокутивший всё своё состояние и решивший подзаработать. Верещагин сидел на скамейке и сделал наброски этой сцены.
В другой раз на высоком берегу Дуная художник заметил двоих казаков. Один из них пристально всматривался в турецкий берег, а другой сидел на лугу. Потом с этих зарисовок художник написал свои первые картины из балканской серии «Шпион» и «Пикет на Дунае».
В начале июня 1877 г. Верещагин встерился с командиром минного катера «Шутка» лейтенантом Николаем Скрыдловым. Когда-то они вместе учились в Морском корпусе, и вдруг неожиданная встреча на Дунае. Скрыдлов рассказал Василию Васильевичу, что на своей «Шутке» он занимается делами совсем не шуточными – устанавливает на Дунае минные заграждения. Кроме того, готовится с миной «крылаткой» атаковать турецкий пароход. А это и было самое интересное для художника, бывшего гардемарина.
Верещагин выслушал Скрыдлова и сказал:
- Невелика ваша «Шутка», но, думаю, что в момент минной атаки и для меня на ней местечко найдётся.
- К вашим услугам корма, - сказал Скрыдлов.
Так Верещагин временно перешёл из штаба на «Шутку». Утром минный катер вышел на фарватер реки и, развивая скорость до четырнадцати узлов, понёсся к стоянке турецких судов. В районе острова Мечка был замечен турецкий военный пароход «Эрекли». Началось преследование. На берегу столпились турецкие солдаты и с удивлением смотрели, как большой пароход, вооружённый пушками, невесть почему удирает на всех парах от русского катера. Однако минуты через две-три турки опомнились и открыли по катеру ружейный огонь.
Верещагин, устроившись на корме, что-то зарисовывал, но пули градом защёлкали по корме, и художник спрятал альбом.
Между тем погоня продолжалась. Верещагин видел искажённые ужасом лица турецких матросов. Прошло ещё несколько минут гонки, и мина, прикреплённая к длинному шесту, ударила в бот корабля и не взорвалась – во время обстрела повредило провода.
После неудачной атаки «Шутка» развернулась и пошла в Журжево. Во время погони лейтенант Скрыдлов получил двойное ранение. Истекая кровью, он упал на руки подхвативших его матросов. Боль в бедре почувствовал и Верещагин.
Когда «Шутка» пристала к берегу, Скрыдлова вынесли на носилках, а Верещагина вывели под руки два крепких матроса. Михаил Скобелев (он стал комдивом вместо отца, ушедшего в отставку) вышел им навстречу, снял фуражку, расцеловал: «Молодцы! Мы в бинокли смотрели, как вы гнались за туркой. Э, кабы мина не испортилась!..».
В этот же день Верещагина навестил в полевом госпитале военный корреспондент, писатель немирович-Данченко. Отвечая на его вопросы, художник сетовал, что из-за ранения (рана была глубокой) не сможет участвовать в переходе через Дунай, а форсирование реки хотелось бы изобразить на полотне.
Прощаясь, корреспондент сказал: «В Бухаресте наш знаменитый Николай Васильевич Склифасовский, - он вас быстро поставит на ноги».
Однажды, незадолго перед выходом из госпиталя, Верещагина навестил английский корреспондент Форбс, находившийся при штабе русских войск. «Из вежливости, сэр, или из любопытства пришли вы сюда?», - спросил Верещагин.
«Я военный корреспондент, господин Верещагин, и этим всё сказано. Вами интересуется английская пресса, о вас хочет знать наш читатель.
Задав несколько вопросов художнику, Форбс стал записывать его ответы. Потом спросил:
- Известно ли вам, что в английских и немецких газетах уже сообщалось о вашем ранении? Там пишут, что для России потеря такого художника равнялась бы проигрышу крупного сражения….
- Ну, это вздор! Так и запишите. Нелепо и даже кощунственно сравнивать жизнь одного человека с жизнью тысяч людей, погибающих или погибших в сражениях. То, что они героически жертвуют собой «за други своя», - это неизмеримо никакой ценой! К сожалению, люди, избалованные властью и пресыщенные богатством, не понимают этого и не ценят.
- Разрешите ещё один вопрос, последний. У вас на столике жестяная кружка и солдатская деревянная ложка. Неужели для знаменитого художника нет лучшего сервиза?
- Эти предметы я выменял у одного казака, которому отдал свой именной серебряный бокал. Они меня вполне устраивают. Особенно удобна деревянная ложка…
Форбс откланялся и отправился на почтамт передавать телеграмму.

На Балканах

Почти три месяца Верещагин пролежал в госпитале. За это время русские войска форсировали Дунай, генерал Гурко со своей армией начал переход через Балканы. Развернулись бои в районе Шипки и Плевны. Русским войскам помогали болгарские ополченцы. Бессарабских болгар в их составе было 210 человек, из них 70 жителей Болграда и 24 Измаила.
Встреча Верещагина, прибывшего из госпиталя, была шумной и радостной. Вечером в зелени фруктового сада состоялась пирушка. Офицеры и Скобелев пили за здоровье Верещагина, поздравляли с выздоровлением и возвращением в строй. Под звоны бокалов пел хор солдат-украинцев.
Верещагин принимался за работу с утра. Он бывал среди болгар и в местах, опасных для жизни, накапливал материал для будущих картин.
Особенно тяжёлыми для художника , как и для многих других участников сражения под Плевной, был день 11 сентября. Царь Александр II, находившийся в действующей армии, справлял свои именины. Командующий русской армией на Балканах брат царя Николай Николаевич решил преподнести на именины своеобразный подарок – взять Плевну.
Начался третий и самый неудачный штурм Плевны. По размокшей от проливных дождей земле солдаты, увязая и падая, еле двигались к турецким редутам. Едва только цепь за цепью приближались русские полки к позициям противника, как турки скашивали их ружейным и артиллерийским огнём. Подступы к Плевне были покрыты убитыми и ранеными, но войска по-прежнему шли и шли на верную гибель. А подвыпивший именинник сидел в это время на складном стуле и с возвышения наблюдал в бинокль за ходом боя. Верещагин был рядом – писал картину «Александр II под Плевной».
Сведений о ходе штурма не поступало. Царь оживился, когда узнал о прибытии американского агента Грина, располагавшего данными с поля боя, и пожелал его выслушать.
- Ваше величество, все атаки русских отбиты, жертвы колоссальные, - доложил Грин.
Между тем скобелевская дивизия при поддержке болгарских ополченцев заняла селение Гривицу. Его, Скобелева, части зашли далеко вперёд с левого фланга и захватили у турок господствующий над Плевной редут. При своевременной поддержке мог бы измениться результат всего наступления. Но ставка не ведала об успехах, не поддержала дивизию резервами. На другой день турки оттеснили Скобелева, потери были огромными. В этот трагический день был убит брат художника Сергей Верещагин (он служил у Скобелева адъютантом). Художник несколько дней искал среди убитых тело Сергея и не мог найти…
Война затягивалась. Царь с наследником, покинув армию, уехали в Петербург. После их отъезда войска больше не пытались брать Плевну штурмом, а, отрезав её от основных турецких сил, заставили капитулировать. Положение изменилось. Генерал Гурко разработал план зимнего наступления на Софию и в направлении Константинополя. Скобелев готовился прорыву турецких укреплений в районе Шипка-Шейново.
После гибели брата Верещагин некоторое время не писал, а зимой снова занялся зарисовками. Однажды, когда, наступили холода и выпал снег, он побывал в одной из дивизий генерала Радецкого. Дивизия занимала оборону на Шипкинском перевале. А, генерал любитель кутить, находился в пяти верстах от расположения своих войск в тёплой землянке. Радецкий отсиживался в теплн, играл в карты со своими офицерами и не думал о том, что происходит в заснеженных окопах. Скрывая истинное положение от начальства, генерал слал в штаб Верховного главнокомандующего и в Петербург одно и то же телеграфное донесение: «На Шипке всё спокойно». Между тем солдаты погибали не столько от турецких пуль, сколько от морозов и ураганных метелей. Обмороженных бойцов изо дня в день отвозили партиями в госпиталь г. Габрово.
Верещагин пробирался в горы, где оборонялись и замерзали заметаемые снегом солдаты. Он набросал этюды будущих картин «Снежные траншеи на Шипке», «На Шипке всё спокойно» и показал Радецкому.
- Ваше превосходительство, на Шипке не так уж спокойно, как вам кажется. Вот обратите внимание: солдаты сидят и лежат, скрючившись в своих холодных шинелишках, в изношенных сапогах, не в землянках, а в окопах, вырытых прямо в снегу, - сказал художник.
- Позвольте, позвольте, - рьяно запротестовал Радецкий и позвал адъютанта. – Поглядите, что изобразил художник. Так ли это?
- Ему видней, он там был. Полагаю, что так, ваше превосходительство. Есть обмороженные, есть насмерть замороженные. Кто мог ожидать таких холодов, - последовал ответ.
Руководство боевыми действиями в районе Шипка-Шейново было возложено на генерала Скобелева. На время проведения операции его адъютантом стал Верещагин.
Утром 9 января 1878 г. под прикрытием густого тумана Скобелев двинул войска на турецкие редуты. Артиллерия поддерживала наступающих, била по укреплениям, мешая противнику вести прицельную стрельбу по русским батальонами болгарским дружинам, находившимся под командованием Скобелева. Не успел рассеяться туман, как наступающие и батарея из из восьми горных орудий, оказались возле турецких укреплений. Началась руопашная схватка. Повсюду грудами лежали трупы русских и турок. Наконец над турецким штабом взвился белый флаг. Сдался в плен сам командующий Вессель-паша, и с ним весь штаб – пятьдесят офицеров и четыре паши. Однако на флангах отдельные турецкие части и редуты не сдавались. Против них сражался вооружённый трофейными английскими винтовками полк полковника Панютина, а также болгарские ополценцы. От обильно пролитой крови снег местами растаял, обнажив землю.
– Почему не сдаются остальные? Зачем напрасное кровопролитие? – сердито спросил Скобелев пленного Вессель-пашу.
– Не знаю, – ответил тот. – Я приказал всем сдаваться. Возможно, прибудет на помощь Сулейман-паша. Они ждут.
– Я сейчас двину против этих упрямых башибузуков вологодский полк и прикажу в плен никого не брать! – сказал Скобелев Вессель-паше , о чём-то поговорив с другими пашами. – Разрешите послать на фланги из числа пленных двух офицеров, пусть передадут от оего имени: лучше плен, чем безрассудная смерть…
В тот день весь узел укреплений с остатками гарнизонов в районе Шипка-Шейново сдался в плен. Этобыла крупная победа. Путь к турецкой границе был теперь свободен.
После разгрома и пленения турецких войск боевые колонны генералов Гурко и Скобелева двинулись на юг Болгарии.
В эти дни Верещагин находился в передовом кавалерийском отряде генерала Струкова.
Война приближалась к концу.Остатки разбитых турецких войск под начальством Сулейман-паши, бросая оружие, в панике отступали на Адрианополь. Кавалерия генерала Струкова преследовала их.. Турки сосредоточились в Адрианополе, решив дать бой. Султан послал к генералу Струкову своих представителей для переговоров о перемирии. Одним из них был министр двора – Камык-паша, другим – Сервер-паша. Оба в один голос запросили у Струкова перемирия, не преминув при этом похвастать, что в Адрианополе сила большая и этот город русским не взять. Время было позднее, и Струков предложил перенести переговоры на утро. Тем временем генерал поднял кавалерию и налётом захватил Адрианополь. Наутро послов султана поздравили с занятием последнего турецкого оплота на пути к Константинополю.
Верещагин, участник этих событий, писал 21 января Владимиру Стасову в Петербург: «Представьте себе меня, сидящего между Сервер и Камык-пашами. Генерал Струков, начальствовавший передовой частью первый, принявший этих послов, представил меня им как секретаря своего, и когда дипломатия его плохо помогала, тогда он обращался ко мне за выручкою. Мы отправили их в Казанлык, а сами тем временем, вперёд и впрёд направились к Адрианополю, гарнизон которого при слухе о быстром приближении русских бежал; не будь дураки, мы сей славный город и заняли, хотя всего с одним кавалерийским полком и сотнею казаков; зато же беспокойные сутки провели мы! Хотя народ принял нас восторженно, но скоро увидел, что спасителей маловато, а кругом города грабили и резали башибузуки и отступавшие регулярные войска. Трудно Вам передать все ужасы, которых мы тут насмотрелись и наслышались. По дороге зарезанные дети и женщины, болгары и турки, масса бродящего и подохнувшего скота, разбросанных, разбитых телег, хлеба, платья и прочего. Отовсюду бегут болгары с просьбою защиты, а защищать несем не только их, но и самих себя, ели бы встретили мы пехоту и артиллерию… Как только подойдут силы, так мы двинемся по дороге к Константинополю и позащитим бедных болгар, которых, по правде сказать, режут, как баранов.
Сегодня целый день рыскал по городу, искал турецкие склады и смотрел места, где можно пометить подходящие войска. Даже некогда было рисовать, впрочем, после наквитаю. До свидания».
До того, как перемирие было заключено, Верещагин с вестовым-болгарином, знавшим турецкий язык, ездил по ороду. Урывками между разными делами, связанными с установлением порядка, усевал он ещё сделать наброски в альбоме.
Оставались считанные дни до заключения Сан-Стефанского мирного договора. Не дожидаясь его подписания, Верещагин отказался от предложенных ему военных наград и стал собираться в Париж.

Анатолий Каминский,
измаильский краевед

18.12.2019    

Увага! Використання публікацій ВД «Кур'єр» у спільнотах соцмереж та ЗМІ без зазначення автора и назви видання ЗАБОРОНЕНО!


Поділитися новиною

Слідкуйте за новинами у інформаційних пабліках "Курьера недели": Телеграм-канал Фейсбук группа


*Залишити коментарі можуть зареєстровані користувачі Facebook.

-->
Угору